В маленькой кухне тесной хрущёвки на окраине города воздух был густым от запахов свежесваренного кофе и недосказанности. Марина нервно стучала пальцами по столу, ожидая, когда её мать наконец-то начнёт разговор, который давно витал в воздухе.

— Мама, может, хватит ходить вокруг да около? — не выдержала Марина, пытаясь поймать взгляд матери.

Галина Васильевна, пожилая женщина с усталыми глазами, избегала смотреть дочери в лицо. Она сделала глоток кофе, словно надеясь, что горячий напиток поможет ей сформулировать слова, которые она так боялась произнести. Наконец, вздохнув, она начала:

— Марина, мы с отцом решили… В общем, ваша квартира — единственное, что мы можем тебе оставить, — голос её дрожала. — Но теперь Петя переезжает. Твоему брату нужно жильё.

— Переезжает? Опять с Ольгой не ладится? — фыркнула Марина, вспомнив прошлые выходки брата.

— Он нуждается в нашей поддержке, — продолжала Галина. — И ты знаешь, что у них сейчас сложности.

Марина почувствовала, как в ней закипает раздражение. Раз снова брату — значит, и снова она. Всегда её интересы приносились в жертву, всегда она оставалась в стороне, когда дело касалось того, как делить семейные ресурсы.

— А как же я, мама? У меня тоже жизнь, я тоже нуждаюсь в поддержке! — воскликнула она, потрясая руками. — Почему снова он?

Мать вскинула голову, глядя на неё с почти усталым состраданием.

— Мы уже решили, — сказала Галина твердо. — Пету труднее, чем тебе.

За окном смеркалось, свет фонарей пробивался через занавески, бросая тени на лица женщин. Молчание звенело между ними, как туго натянутая струна. Марина встала так резко, что едва не опрокинула стул.

— Если я выйду сейчас из этой квартиры, то не вернусь, — бросила она, направляясь к двери, уверенная в том, что мама её остановит. Но дверь осталась недрогнувшей, и Марина, ущемлённая в правах старшая дочь, шагнула на лестничную площадку, не зная, найдёт ли дорогу назад.

На лестничной площадке Марина замерла, чувствуя, как холодный воздух снаружи проникает в её душу. Внизу завихрился ветер, шепча невнятные слова, словно предостерегая её от решения, которое она уже приняла. Она стукнула дверью, в надежде, что звук её решимости вернёт всё обратно. Но в квартире царила тишина, и эта тишина была глухой, как камень.

— Марин, подожди, — воскликнула Галина, открыв дверь. Она выглядела уставшей, как будто все её силы истощились в этот момент. — Нам нужно поговорить!

Марина развернулась, но вместо гнева на её лице появилось недоумение. Она уже не знала, чего хочет: отстоять свои интересы или просто не чувствовать себя преданной.

— О чем ещё говорить? — спросила она, её голос предательски дрожал. — Всё, что я для вас сделала, и в итоге — ни квартиры, ни уважения!

— Ты знаешь, как я люблю вас обоих, — прошептала Галина, глядя на дочь с надеждой. — Но мы, как семья, должны помогать друг другу. Петя сейчас не в себе.

— Ему нужно не жильё, а терапия, — сказала Марина, осознавая, что словами не взломать реальность. — Я не могу просто так отдать ему свою жизнь.

Галина шагнула ближе, её глаза засветились слезами. — Я и думала, что это будет мудрое решение, но если ты уйдёшь… Я не смогу этого вынести, дочка.

Марина почувствовала, как внутри неё что-то треснуло, как будто в сердце скрежетнули старые обиды. — Ты выбрала его даже не заговаривая об этом со мной, — произнесла она тихо.

Мать тихо кивнула, а потом обняла дочь. Это объятие стало началом долгого разговора — с упреками, слезами и чувством тяжёлой ноши, которую они несли обе. У них не было готовых решений, но они вновь начали говорить, впервые за долгое время.

— Давай попробуем разобраться вместе, — сказала Галина, и в голосе её появилась новая искорка надежды.

Марина посмотрела на маму, понимая, что, возможно, именно это и нужно было: объединиться, а не разделяться. Извинения повисли в воздухе, и обе женщины поняли, что впереди их ждёт сложный, но необходимый путь к пониманию.